Человечество делится не только на тех, кто читал и кто не читал «Братьев Карамазовых» (тех, кто и не прочитает, не считаем). Оказывается, мир еще делится на тех, кто знал и кто не знал о том, что «Васс Железновых» у Горького было две. Писатель написал их с разницей в 25 лет. На спектакле, поставленном Джеммой Аветисян по первой редакции пьесы, одна половина человечества объясняла недоумевающей другой, что здесь Васса социальным статусом пониже, дети совсем не те, а конец вообще другой. В целом семейная коллизия сохранена, но функции перераспределены между другими персонажами. Социальный статус первой Вассы для Горького и, видимо, для Джеммы решающего значения не имел. Важна была женщина, мать.
Первая версия Горького и называлась «Мать». Смеем предположить, что молодой режиссер выбрал первую версию пьесы по нескольким причинам. Тема классовой борьбы сегодня притупилась и потеряла актуальность. Наиболее популярная вторая версия нашла такое убедительное и законченное экранное воплощение у Глеба Панфилова и Инны Чуриковой в роли Вассы, что сравнения были бы неизбежны (более ранние киноверсии Вассы современному зрителю наверняка менее памятны). А вот тема семьи и семейных перипетий волнует всегда, а сегодня — особенно. Зрителям и предложили порассуждать о сложностях выстраивания семейных отношений в условиях диктаторской, удушающей материнской любви.
Режиссер не стал по-новомодному переосмысливать и переиначивать замысел автора пьесы, вносить новые мотивы и неожиданные прочтения. В соответствии с замыслом писателя все персонажи не могут получить того, чего страстно желают, мечты и планы разбиваются о материнское понимание того, как будет лучше и правильней. Но душную атмосферу жуткого, тягучего кошмара авторы постановки воспроизвели современно и мастерски. Она наваливается на зрителя еще до начала спектакля. Черный кабинет, замкнутое решетчатое пространство — то ли тюремная камера, то ли клетка, то ли мрачная садовая беседка. Зеркальный черный задник как бы отражает и возвращает героям все их боли, обиды, грешные мысли и подлые планы.
Темные вихревые потоки вращаются здесь без выхода наружу, без притока свежего воздуха. Томятся у стен полудремотные персонажи, надсадно кашляет смертельно больной глава семейства, мерно журчит вода в фонтанчике. Вода так и будет журчать почти весь спектакль, взбадривая уставших, смывая кровь, промывая раны и одновременно навевая тоску и оплакивая бесцельно утекающие сквозь пальцы надежды. Все в этой клетке жаждут любви и благополучия. Но беда в том, что у каждого имеются свои представления о них. Герои несчастны, каждый по-своему. Все страдают, впадают в истерику, подличают, наушничают, дерутся, все распалены. Одна Васса сдержанна, как монолит, бережлива в движениях, скупа в жестах и интонациях. Но глаза! Глаза Вассы непрерывно бегают, ощупывая пространство, и это не просто тотальный контроль. Кажется, что ее тело — это личная стальная клетка, за прутьями которой мечутся огромные, неспокойные, наполненные болью глаза. Исполнительница Вассы Людмила Щеголькова блестяще передает эту накопленную годами борьбы и мучительных раздумий внутреннюю страсть героини, хотя намного ее моложе.
Все персонажи спектакля скрупулёзно проработаны, образы усилены и подчеркнуты выразительными деталями в костюмах, реквизите, жестах, гриме, музыкальным сопровождением, изумительно резонирующим с атмосферой (композитор Максим Мисютин). Липа, глаза и уши Вассы, связанная с семьей старым грехом, одета в брутальный кожаный корсет с ремнями (надсмотрщица!). Ими же она и удавится после того, как позволит подтолкнуть себя к очередному преступлению. Людмила, невестка Вассы (Ирина Семенова), любовно высаживает саженцы для сада — свою общую с Вассой любовь. Ее ненавистный муж Павел безжалостно топчет саженцы, так же, как растоптал ее мечты о нормальной семье. Позже в безнадежном отчаянии она делает то же самое. Кособокий и косоглазый Павел, ущербный и никчемный, представлен режиссером дурачащимся подростком. Он ходит в коротких штанишках, лазает по прутьям клетки, инсценирует отношения с домочадцами, играя в куклы, тарахтит игрушечным бластером и прячет бельмо на глазу неряшливой повязкой. Но когда он ее снимает, обнажается его несчастная взрослая сущность. Павел мучительно хочет, чтобы его любили, и носит в рюкзачке куклу матери, которая одаривает его кукольными ласками. Решение противоречивого образа недолюбленного недомужчины, убедительно сыгранного Владиславом Аксеновым, было, пожалуй, наиболее необычным.
Символических деталей в спектакле немало, смысловые закладки щедро разбросаны по канве. Они дают простор для домысливания и создания эмоционального фона. Михаил, правая рука Вассы (Кирилл Шевелев), весь спектакль проходил с портфелем, готовый, как гончий пес, броситься исполнять поручения хозяйки. И всё время нервно поигрывал зажигалкой, которая позвякивала и вспыхивала огнем. Этот жест и предмет углубляли нервозность и беспокойство. И неспроста. В последней сцене это «ружье» выстрелило. Хозяйка дома получила то, чего добивалась, — состояние, но потеряла главное — семью. Всё распалось. Все друг друга не понимают, не жалеют, не слышат. План Вассы развалился. Может, разве что Богородица поймет, зачем она правдами и неправдами упорно подравнивала всех домочадцев под свои представления о семье и благополучии. Васса осталась одна в своем и без того душном коконе. Только она и огонь той самой зажигалки. Огня становится всё больше, он разрастается, всё в дыму. И вот уже то ли сама Васса горит в огне, то ли душа ее мечется в огненном аду, то ли полыхают все ее несбывшиеся мечты.
И вдруг неожиданная хулиганская концовка, но… оставим ее для тех, кто еще не смотрел.
В оригинале пьесы Васса надеется передать внукам отвоеванное мрачным способом наследство. В режиссерской версии про бенефициаров нет ни слова. Точка не поставлена, ответ не найден. Понятно, что всё плохо, но непонятно, ради чего всё это было. Режиссер предлагает зрителю задуматься и вынести из увиденного не ответы, а вопросы. Такой вот подход.
Новая работа Первого театра — это цельное, сложное, мощное сценическое полотно, состоящее из филигранно продуманных, тщательно проработанных и талантливо сотканных деталей. В своем основательном и уважительном отношении к русской классике Джемма Аветисян является достойной ученицей своего уважаемого Мастера Сергея Афанасьева.
Спектакль долго не отпускает и заставляет задуматься. Но, осмысливая все эти трагические коллизии, надсадные нездоровые отношения, сквозь размышление и рефлексию вдруг неожиданно замечаешь, как подспудно, контрабандой проникают в голову (даже неловко признаваться) и уютно обволакивают мозг слова старого доброго анекдота:
Доктор осматривает пациента, обнаруживает у него всё новые болезненные симптомы и всё время приговаривает:
— «Хорошо… замечательно… очень хорошо!»
— Доктор, а что «хорошо»-то?
— Хорошо, что не у меня…
Ольга Рахманчук
Фото: Первый театр